Главная » 2020 Сентябрь 25 » ПАРАДОКСЫ ТЕОРИИ ПРОИСХОЖДЕНИЯ ВИДОВ
14:04 ПАРАДОКСЫ ТЕОРИИ ПРОИСХОЖДЕНИЯ ВИДОВ |
| Несмотря на кажущуюся архаичность, дарвинская теория происхождения видов по-прежнему
рассматривается учёными как эволюционная классика и оказывает доминирующее
воздействие на развитие современной генетики. С тех пор как Ч. Дарвин опубликовал свою знаменитую эволюционную теорию, споры между её сторонниками и противниками не прекращаются ни на один день. Первые уверены в правоте учёного, полагавшего, что все виды растений и животных не постоянны, а изменчивы, и что существующие ныне виды произошли от других существовавших ранее видов. Вторые, напротив, считают, что его теория, приписывающая естественному отбору иллюзорную способность создавать из одного генетического корня многочисленные и разнообразные формы жизни, совершенно ошибочна и не имеет ничего общего с наблюдаемой действительностью. Чтобы докопаться до истины ещё раз обратимся к теории происхождения видов, согласно которой все существующие ныне растения и животные произошли от одной изначальной формы, и вникнем в её содержание. Несомненно, нужно обладать довольно развитым воображением, чтобы представить многоэтапный и продолжительный процесс преобразования примитивнейшей органической клетки в высокоорганизованный организм. Даже у самого автора теории, по-видимому, не хватило подобного воображения и потому на свой же вопрос: «Обращаясь к истоку жизни, когда, надо думать, все органические существа обладали простейшим строением, можно спросить, как могли возникнуть первые ступени подвинутости или дифференцировки частей?» он отвечает: «… так как мы не обладаем фактами, которые могли бы нами руководить, то умозрение по этому вопросу почти бесполезно». Тем не менее, отсутствие подобных фактов всё же не помешало ему изложить своё мнение по этому вопросу: «Было бы, однако, ошибкой предполагать, что не будет ни борьбы за существование, ни, следовательно, естественного отбора, пока не возникнет много форм: вариации одного вида, населяющего изолированную стацию, могут оказаться полезными, и, таким образом, вся масса особей может модифицироваться, или могут возникнуть две различные формы». Но такое предположение всё же не может считаться верным, потому что, автор далее отмечает: «Впрочем, как я уже заметил в конце своего "Введения”, никто не должен удивляться тому, что многое по отношению к происхождению видов остается еще невыясненным, если принять во внимание всю глубину нашего незнания в области взаимных отношений между обитателями земного шара в настоящее время, а тем более в прошлом». Вероятно из-за «отсутствия фактов» и «глубокого незнания» предмета теория происхождения видов во многом строится на таких «логических» высказываниях учёного, которые трудно квалифицировать как научные: «Строго определенного ответа на последний вопрос нельзя ожидать, так как никто не может…, это едва ли когда-нибудь возможно…, насколько тёмен этот вопрос, если…, Запутанность этого вопроса станет для нас еще очевиднее, если мы…, было бы крайне опрометчиво предполагать…, По всей вероятности…, Допустить такой взгляд значило бы как мне кажется…, Я не вижу также непреодолимого затруднения к дальнейшему допущению…, Нельзя с достаточной ясностью ответить…, Строго определенного ответа на последний вопрос нельзя ожидать, так как…, Но было бы совершенно неблагоразумно ожидать точного ответа на подобные вопросы, учитывая, как глубоко наше незнание…» и т.д. и т.п. Совершенно лишены всякого смысла и сами предположения, которыми Ч.Дарвин обосновывает свои взгляды. Так, он пишет: «…мы можем видеть, что природа расточительна на многообразие, хотя и скупа на нововведение. Но никто не сумел бы объяснить, почему существовал бы такой закон природы, если бы виды были созданы независимо одни от других». Здесь нужно отдать должное великому учёному - его умению подменять логику витиеватостью выражений можно только позавидовать. Да, именно потому, уважаемые дарвинисты, природа и способна быть такой многообразной при скупости на нововведения, что виды создавались и создаются независимо друг от друга. По-другому просто никак не получится – та невероятно большая продолжительность времени, в течение которой проявляются так называемые видовые вариации, никак не способствует возникновению многообразия в природе. А вот другое подобное же утверждение Дарвина, которым он пытается доказать научность своей теории: «Так как естественный отбор действует путем конкуренции, то он адаптирует и улучшает обитателей каждой страны только по отношению к другим ее обитателям; поэтому нам нечего удивляться, что виды какой-либо страны, хотя они с обычной точки зрения созданы и специально адаптированы для этой страны, побеждаются и вытесняются натурализованными формами других стран». Удивляться в данном случае нужно лишь очередному нелогичному высказыванию учёного. Непонятно почему это вдруг «обитатели каждой страны, созданные и специально адаптированные для этой страны, под воздействием естественного отбора побеждаются и вытесняются натурализованными формами других стран», не созданными и специально не адаптированными для этой страны. Сомнительно, что морские плотоядные, попав в пресноводный водоём, смогут вытеснить травоядных, не говоря уже о земных хищниках, совершенно не способных к существованию в водной стихии – очевидно, что все они не только не вытеснят обитателей рек, но погибнут сами, не сумев адаптироваться к новым условиям проживания. Другое дело если в этот водоём запустить речных хищников, которые, так же как и его обитатели, хорошо приспособлены к пресноводной среде и в силу своих физиологических особенностей могут обеспечить там своё господство. Но в данной ситуации речь нужно вести о другом: чужие натурализованные формы, способны победить и вытеснить старожилов, если для них новые условия окажутся более биоблагоприятными, чем для аборигенов. Особо нужно отметить следующее предположение Ч.Дарвина: «Так как естественный отбор действует исключительно путем кумуляции незначительных последовательных благоприятных вариаций, то он и не может производить значительных или внезапных модификаций; он подвигается только короткими и медленными шагами. Отсюда правило "Natura поп facit saltum” все более и более подтверждается по мере расширения наших знаний, становится понятным на основании этой теории». Это абсолютно верное утверждение совершенно не подтверждает его же предположение о происхождении всех видов от одного общего предка, которое, казалось бы, должно быть доказано бесконечным количеством промежуточных форм, связывающихся друг с другом виды переходами, имеющими неуловимые различия между собой. Где эти связующие формы, почему мы не наблюдаем их повсюду в подтверждение вышесказанного? Дарвин по этому поводу пишет: «Я могу ответить на эти вопросы и возражения только предположением, что геологическая летопись значительно менее полна, чем предполагает большинство геологов. Число экземпляров в наших музеях абсолютно ничтожно по сравнению с несметными поколениями видов, несомненно, существовавших». Понимая, что практически полное отсутствие археологических находок, подтверждающих видовую дивергенцию, наносит губительный удар по престижу его теории, Ч.Дарвин посвящает обоснованию сложившейся парадоксальной ситуации целые главы, в которых пытается убедить всех, что отсутствие фактов ещё не означает, что этих фактов на самом деле нет. Интересно как в этой связи повёл себя учёный, если бы обвинитель на суде применил его приёмы при обосновании своего вердикта: никаких улик против Вас в связи неполной геологической летописью нет, но это ничего не значит, так как согласно моим предположениям Вы должны быть признаны виновным и осуждены. Не думаю, что он сам согласился бы с подобными методами установления истины. Предполагать можно только опираясь на факты, а не на их отсутствие. Существование сходных между собой видов, без каких-либо промежуточных форм, явление в природе повсеместное, практически не имеющее исключений и это является самым весомым аргументом в пользу полигенизма. Подтверждением сказанному служит следующий примечательный факт. Неподалёку от Пекина в пещере Чжоу-Коу-Дянь антропологи обнаружили останки древних обезьянолюдей - синантропов. Тысячелетия, возможно, десятки тысячелетий прожили они в этом убежище. Они также неожиданно и неизвестно откуда появились, как и внезапно исчезли из этой пещеры. И за все время существования сотен поколений синантропов не произошло никаких изменений в их организмах, не обнаружены хотя бы маломальские вариации, дающие повод предполагать о наличии процесса дивергенции вида, при возникновении неблагоприятных перемен. Если такими темпами шла вся эволюция жизни, то для появления нынешнего разнообразия живых существ не хватило бы и нескольких сроков существования нашей планеты. Тем более что подобные преобразования должны были произойти в несравненно меньший период времени - согласно предположениям учёных катаклизмы, которые потрясли Землю около 70 миллионов лет назад, уничтожили на ней практически всё живое, что полностью исключает появление в последующем за столь короткий срок новых видов по дарвинскому сценарию. И не случайно, исследуя эволюцию человека, естествоиспытатели смогли найти всего несколько подвидов существ, вписывающихся в семейство гоминидов, которые, тем не менее, настолько разительно отличаются друг от друга, что говорить не только о неуловимых эволюционных различиях между ними, но и каком-то родстве, просто нелепо. Это уже подтверждается последними данными науки. Так, согласно догмам дарвинизма неандертальцы длительное время считались ближайшими родичами и предшественниками человека. Сейчас же на основании многочисленных исследований, проводимых в США и Европе, учёные пришли к однозначному выводу о том, что неандертальцы не были ни предками, ни родственниками кроманьонцев. Это были два различных биологических вида, длительное время существовавших одновременно как независимые сообщества, но затем произошедшие на планете природные изменения привели к исчезновению неандертальцев, а затем и более развитых кроманьонцев. Эти же изменения создали условия для появления совершенно новой биологической особи - современного человека, абсолютно не связанного родством с какими-то другими разновидностями семейства гоминид. Свою привлекательную внешность и все отличительные свойства «человека разумного разумного» природа заложила в нём сразу же в момент появления на Земле, а не вследствие постепенных эволюционных преобразований. Нет ни одного археологического экземпляра, доказывающего факт превращения кроманьонцев в современных людей. Всё это позволяет предполагать, что уже самые первые представители человечества в отличие от своих человекоподобных сородичей способны были разговаривать, создавать, совершенствовать и применять орудия труда, строить жилища и обрабатывать землю. Причём, по неизвестным, но естественным причинам уровень интеллектуального развития человека в разных областях планеты оказался разным: некоторые расы в кратчайшие сроки научились возводить каменные дворцы и создавать высокохудожественные произведения, творчество же других и по истечению многих веков осталось на уровне тростниковых хижин и глинобитных кибиток. Но при этом неоспоримо одно: современный человек никогда подолгу не использовал пещеры и другие природные укрытия в качестве жилья. И неслучайно археологи в пещерах находят следы длительного пребывания только так называемых первобытных людей и зверей и никогда homo sapiens. Отсутствие таких переходных форм может свидетельствовать только о самостоятельном, независимом, пусть даже и таинственном, появлении «человека разумного разумного», свойства которого в момент его зарождения были полностью адаптированы к внешним условиям, хотя они к тому времени уже стали губительными для кроманьонцев. Последних, а также неандертальцев и других человекоподобных обитателей нашей планеты отличало от нас главное – крайне низкая способность к творчеству. Если современный человек, существуя всего несколько тысяч лет, развился до такого уровня, что оказался в состоянии полететь в космос, то его, так называемые предшественники, за гораздо больший период своего обитания только и смогли что создать примитивнейшие орудия труда и предметы быта, не говоря уже о науке, культуре и искусстве. Именно неспособность к творчеству и явилась той определяющей причиной, которая привела к полному исчезновению этих гуманоидов – они просто не смогли противостоять постоянно появляющимся эпидемиям, одна из которых, возможно, и оказалась для них губительной. Мифический естественный отбор не помог выжить даже самым приспособленным особям. Но и для homo sapiens окружающая среда не всегда была благоприятной – нередко случались периоды, когда в ней происходили какие-то неуловимые изменения, ставившие человечество на грань вымирания от массовых эпидемий. И свирепствующие в настоящее время опасные инфекции, являющиеся по своей сути болезненной реакцией человеческого организма на воздействие возникших неизвестных природных факторов, способны в принципе также уничтожить человеческий род, как это произошло с другими нашими собратьями по семейству гоминид. А то, что новые изменения серьёзно угрожают всему человечеству, свидетельствуют факты практически одновременного возникновения очагов эпидемии в различных ареалах обитания людей. В этих условиях неизбежно должны возникнуть процессы, подтверждающие правоту теории Ч.Дарвина – вид homo sapiens, адаптируясь к изменившейся среде обитания, просто обязан начать как-то преобразовываться. Но ничего подобного мы не видим: никаких новых признаков, указывающих на начало дивергенции вида не появилось. На этом основании можно предположить: выжить в новых условиях человеку поможет не пресловутый естественный отбор, а неизмеримо более высокий по сравнению с другими обитателями планеты интеллектуальный потенциал. Для подтверждения теории происхождения видов должны быть найдены не два-три подвида предшественников человека, а сотни и даже тысячи археологических экземпляров с промежуточными формами, в противном случае ни о какой дивергенции в поколениях, приведшей к появлению современного человека не может быть и речи. И дело здесь вовсе не в состоянии «геологической летописи» - если бы такие переходные формы существовали бы в несметном количестве реально, они бы уже давно были обнаружены хотя бы в десятках, а то и сотнях экземплярах. Это относится не только человеку. Подобная картина наблюдается повсеместно – отсутствие плавных переходов позволяют сделать важный вывод: виды никогда не переходят из одного в другой, как бы ни менялись внешние условия их жизни – заложенные природой при их появлении устойчивые видовые признаки не изменяются ни при каких обстоятельствах. Новый вид появляется «с чистого листа», а не из какого-то исходного вида. Характеризующие его признаки формируются под воздействием факторов внешней среды в момент зарождения и передаются по наследству от предков к потомкам, сохраняясь на протяжении всего периода существования вида, как его ген. Эти приспособительные (адаптивные) качества, возникшие единожды, играют важнейшую роль в сохранения вида как такового. В данном случае можно говорить о видовой устойчивости, сохраняющей виды, не будь её, не существовало бы и постоянства видов, которые менялись бы с такой же быстротой как и окружающая среда. Несмотря на наличие, казалось бы, убедительных и неоспоримых фактов, которые Ч.Дарвин приводит в подтверждение своей гипотезы, она глубоко ошибочна по своей сути и совершенно не соответствует действительности. Подобный вывод о несостоятельности дарвинизма вытекает, прежде всего, из факта уклонения учёного от ответа на вопрос, неизбежно возникающий у любого противника моногенизма: почему на Земле, изобилующей обширными территориями со сходными благоприятными условиями обитания, способным появиться на свет оказался только один живой прототип, породивший такое многообразие животного и растительного мира? Ведь совершенно очевидно, что жизнь на Земле возникла не в каком-то одном районе, а практически на всей планете. А вследствие того, что среда обитания существенно различалась в различных ареалах, то и появившиеся там в бесчисленных количествах первоклетки не могли быть однородными, что позволяет сделать обоснованное предположение: всякие рассуждения о возможном происхождении разнообразных видов из единого корня не имеют ничего общего с действительностью, речь может идти только о предках каждого отдельно взятого вида. «Отказав» в праве зарождения другим организмам, Ч.Дарвин, по сути, стал на путь искажения реальности и до предела осложнил решение проблемы появления и развития жизни. Чтобы обосновать единство происхождения видов Ч.Дарвину пришлось изобрести естественный отбор, которому он отвёл роль движущей силы эволюционного процесса. Он пишет: «Теория естественного отбора основывается на том убеждении, что каждая новая разновидность и, в конце концов, каждый новый вид образуется и сохраняется благодаря какому-нибудь преимуществу над тем, с которым он вступает в конкуренцию; из этого почти неизбежно следует вымирание форм менее благоприятствуемых». Однако, согласно приведённому изречению естественный отбор никак не мог способствовать появлению новых видов из одного корня. Чтобы избежать упрёков в голословности попытаемся представить, как мог бы протекать этот эволюционный процесс по дарвинскому сценарию. Итак, адаптируясь к изменяющимся внешним условиям, некоторые особи быстрее приспособились к новым условиям и продолжили своё существование в более совершенном качестве, основав новый вид. Не сумевшие адаптироваться, неизбежно должно вымереть. Расщепление прототипа на несколько ветвей не получилось - сохранился тот же самый вид, только более совершенный. Как видим, теория уже в самом начале даёт сбой Данному обстоятельству, Ч.Дарвин, ничуть не смущаясь, даёт объяснение, суть которого полностью противоречит предшествующему «убеждению»: «С точки зрения нашей теории, продолжительное существование низших организмов не представляет никакого затруднения, так как естественный отбор или выживание наиболее приспособленного, не заключает в себе неизбежного прогрессивного развития, он только использует такие изменения, которые возникают и оказываются полезными для каждого живого существа в сложных условиях его жизни». Как же так? Согласно его теории новые свойства у организмов начинают появляться с целью приспособления к неблагоприятным условиям, чтобы не вымереть, а оказывается, в этом вовсе и было никакой необходимости – можно было и в неблагоприятных условиях выжить, совершенно не меняясь! Тогда по какой причине эти новые качества образовались? Но даже, если допустить, что положительные изменения происходят и без изменения внешних условий, то где же, в таком случае, переходные формы от сохранившихся низших организмов к более продвинутым? В конце концов, не мог же мифический общий предок сразу же превратиться, к примеру, в людей - должны же существовать многочисленные виды, с неуловимо различающимися гуманоидными признаками, принимающими всё более человеческие формы в ходе эволюции. Этот безостановочно продолжающийся процесс «очеловечивания» нашего далёкого предка неизбежно должен был оставить бесчисленное множество гуманоидов, принадлежащих к какому-то виду (или подвиду), олицетворяющему определённый период становления homo sapiens. Причём подобные изменения и «отпочкования» обнаруживались бы и у современных людей, но за несколько тысячелетий существования человечества никаких явных признаков его дивергенции не выявлено. Подобная ситуация характерна для любых видов или подвидов: как то вдруг сразу на всех уровнях исчезли все эти «несметные поколения видов, несомненно, существовавшие» (согласно предположениям Дарвина). Странно всё же получается: низшие и высшие формы имеются, а промежуточные как в живом, так и в ископаемом состояниях отсутствуют. Такое возможно лишь при одном единственном условии - таких промежуточных форм в природе просто нет, все виды существуют независимо друг от друга, а сама теория происхождения видов изначально ошибочна! Но Ч.Дарвин всегда прав – даже когда факты против его теории, он тут же меняет свои же утверждения на прямо противоположные и приводит новые, которые, хотя и не доказывают его правоту, но вроде и не опровергают саму теорию. Так всё же, что на самом деле представляет собой естественный отбор, который учёный охарактеризовал следующим образом: «Сохранение благоприятных индивидуальных различий и вариаций и уничтожение вредных я назвал Естественным отбором, или выживанием наиболее приспособленного». Но, если вдуматься в суть определения, то станет очевидно: принцип «выживает сильнейший или наиболее приспособленный» не подтверждается действительностью – выживают все, иначе на Земле просто не было бы жизни. Мы видим, как выживают только что народившиеся, практически беспомощные детеныши, и погибают находящиеся рядом с ними взрослые здоровые особи, как в войнах гибнут самые сильные представители народов, и сохраняются не участвующие в сражениях немощные старики и инвалиды, как в природных катаклизмах вымирают гигантские динозавры, и остаются целыми и невредимыми мельчайшие организмы. Сплошь и рядом сосуществуют виды и расы, степень приспособленности которых к окружающим условиям практически невозможно сопоставить – настолько одни превосходят других по этому показателю выживаемости. Так, насекомые, утратив имевшее в соответствии с теорией Дарвина некогда неоспоримое преимущество перед другими менее развитыми обитателями Земли, тем не менее, и в настоящее время, вместо того чтобы исчезнуть, продолжают успешно существовать вместе с видами, более приспособленными к новым условиям. Подобное положение наблюдается повсеместно, что даёт повод предполагать: дарвинский естественный отбор никак не связан с эволюцией живого - это просто набор слов, совершенно не отражающий реальность. То, что Ч.Дарвин называет естественным отбором, на самом деле представляет собой сочетание природных воздействий, обуславливающих появление, развитие и исчезновение видов. Все процессы в природе формируются и протекают под влиянием непредсказуемых факторов, в совокупности представляющих собой закономерности, которые управляют миром. Именно непредсказуемый фактор, а не естественный отбор обуславливает непредсказуемое появление и существование разнообразных и многочисленных видов. Ведущую роль в эволюционных процессах Ч.Дарвин отводит изменчивости, которая, по его мнению, вызывает появление у организмов незначительных вариаций, передающихся и накапливающихся в последующих поколениях, позволяя им как наиболее приспособленным выжить в борьбе за существование. На самом деле изменчивости, которой приписывается иллюзорная способность формировать новые виды, в природе нет. Существуют, если можно так назвать различительности, возникающие под воздействием непредсказуемых природных факторов: видовая различительность, подвидовая различительность и типовая различительность. Последняя в свою очередь подразделяется на «незначительную», «модифицированную» и «мутационную» различительности. Видовая различительность обусловлена независимым самостоятельным возникновением групп одинаковых организмов, благодаря ей и существует наблюдаемое многообразие как сходных, так и различающихся природных форм. Подвидовая различительность проявляется в групповых различиях внутри вида - новые таксоны и эндемы, которые обусловлены существующими в момент их зарождения естественными особенностями среды обитания. Там, где районы проживания различных рас не имеют разделительных барьеров (водных пространств, гор, пустынь и т.п.), расовые различия соседствующих групп людей настолько несущественны что их даже классифицируют как единую расу, хотя в принципе можно говорить и о подрасовой различительности. Типовая различительность проявляется в индивидуальных различиях организмов одного вида, которые также возникают под воздействием тех естественных условий, в которых происходило их зарождение и развитие. Подвидовая и типовая различительности и образуют те бесконечные различия между организмами, которые существуют внутри вида. Но если подвидовая и типовая незначительная различительности проявляются лишь в слабых отклонениях от основных свойств, характеризующих организмы, то модифицированная и мутационная различительности могут проявиться в изменениях, существенно отличающих их носителей от других сородичей. Модифицированная различительность образуется вследствие целенаправленной кумуляции отдельных свойств организмов, когда человек, экспериментируя, выводит новые породы животных и растений. Мутационная различительность возникает в результате непреднамеренного сбоя в генотипе организма, но, несмотря на то, что изменённый ген может передаваться по наследству, мутанты не способны дать начало новому виду - они, как правило, прекращают своё существование через непродолжительное время, так и не приспособившись к окружающей среде, оказавшейся для них жизненно неблагоприятной. Все различительности возникают случайно под воздействием многочисленных и практически неуловимых энергетических импульсов извне, не оказывая на эволюцию видов никакого влияния. Единственным преобразующим фактором, который можно назвать изменчивостью, является генная изменчивость. Только она способна создавать новые виды из уже существующих, преодолевая заложенную природой при их появлении видовую устойчивость. С появлением генной инженерии, человек воистину стал царём природы, способным изменять животный и растительный мир: создаваемые им новые виды в принципе способны будут передавать изменённый ген своим потомкам. Но и они, приобретя при этом видовую устойчивость, как и организмы, созданные природой, никогда не смогут самопроизвольно преобразовываться в новые виды. Стремясь подтвердить свои взгляды на происхождение видов, Ч.Дарвин скрупулезно исследует эту проблему на различных группах животных и растений. Все его доводы в пользу способности видов изменяться практически одинаковы и для того, чтобы убедиться в абсурдности его умозаключений, я полагаю, достаточно будет обратиться к одной из биологических групп, на примере которой учёный, как кажется, довольно убедительно излагает свои наблюдения и заключения, а именно к домашним голубям. Чтобы не создалось впечатление, что я искажаю смысл контекста, я привожу здесь максимально полные выдержки из его работы. «Как ни велики различия между породами голубя, я вполне убежден в правильности общепринятого среди натуралистов мнения, что все они происходят от скалистого голубя (Golumba livia), объединяя под этим термином несколько географических рас или подвидов, незначительно отличающихся друг от друга. Так как некоторые основания, приводящие меня к этому заключению, применимы до известной степени и в других случаях, то я вкратце приведу их здесь. Если различные породы не являются разновидностями и не произошли от скалистого голубя, то они должны происходить, по крайней мере, от семи или восьми аборигенных форм, так как невозможно получить современные домашние породы скрещиванием меньшего числа форм; как, например, получить дутыша скрещиванием двух пород, если ни одна из родительских форм не обладала характерным огромным зобом? Все предполагаемые аборигенные формы должны были быть скалистыми голубями, т. е. птицами, не гнездящимися и даже неохотно садящимися на деревья. Но кроме С. livia с его географическими подвидами известно всего два или три вида скалистых голубей, и они не имеют ни одного признака домашних пород. Отсюда: либо эти предполагаемые аборигенные формы не существуют в странах, где они были первоначально одомашнены, но остались неизвестными орнитологам, что крайне невероятно, принимая во внимание величину, образ жизни и замечательные признаки этих птиц, либо все они вымерли в диком состоянии. Но птиц, гнездящихся над пропастями и хорошо летающих, не так-то легко истребить, и обыкновенный скалистый голубь, ведущий одинаковый с нашими домашними породами образ жизни, еще не истреблен даже на некоторых самых маленьких островках Великобритании или на берегах Средиземного моря. Таким образом, было бы крайне опрометчиво предполагать, будто такое значительное число видов с образом жизни, подобным скалистым голубям, истреблено. Сверх того, различные перечисленные выше домашние породы были развезены по всему свету, и, следовательно, некоторые из них должны были попасть обратно на свою родину; но ни одна из них не одичала, хотя обыкновенный (сизый) голубь, представляющий собой только слабо измененного скалистого голубя, действительно одичал в нескольких местах. Наконец, весь наш современный опыт показывает, что крайне трудно заставить диких животных свободно размножаться при доместикации, а, придерживаясь гипотезы о происхождении наших голубей от многих видов, пришлось бы допустить, что, по крайней мере, семь пли восемь видов были в глубокой древности и полуцивилизованным людьми приручены в такой степени, что сделались вполне плодовитыми в неволе. Следующий очень веский аргумент применим и в нескольких других случаях: хотя все перечисленные породы сходны с диким скалистым голубем по конституции, образу жизни, голосу, окраске и в большинстве частей их строения, они в других частях в высокой степени необычны; напрасно стали бы мы, например, искать во всем обширном семействе Columbidae клюва, как у английского почтового, у короткоклювого турмана или у берберийского; взъерошенных перьев, как у якобинского; зоба, как у дутыша; хвостовых перьев, как у трубастого. Таким образом, пришлось бы допустить, что полуцивилизованный человек не только успел вполне одомашнить несколько видов, но еще умышленно или случайно выбрал исключительно ненормальные виды, и, наконец, что именно все эти самые виды вымерли или остались неизвестными. Такое странное стечение обстоятельств в высшей степени невероятно. Обобщим все эти соображения, а именно: невероятность того, что человек мог некогда заставить свободно размножаться в условиях доместикации семь или восемь предполагаемых видов голубей; эти предполагаемые виды остались совершенно неизвестными в диком состоянии и нигде к этому состоянию не вернулись; эти виды, обладая крайне ненормальными по сравнению со всеми остальными Coluinbidae признаками, столь сходны во многих отношениях со скалистым голубем; сизая окраска и различные черные отметины иногда вновь проявляются у всех пород, как чистокровных, так и при скрещивании; и наконец, потомство помесей вполне фертильно. На основании совокупности всех этих соображений мы с уверенностью можем заключить, что все наши домашние породы произошли от скалистого голубя, или Columba livia, с его географическими подвидами”. Что можно сказать по поводу подобных умозаключений Ч.Дарвина? Естественный отбор в очередной раз сыграл с учёным злую шутку. Ему даже в голову, вероятно, не пришла мысль о том, что домашние голуби, как впрочем, и любые другие домашние животные, являются самостоятельными разновидностями, имеющими в отличие от диких сородичей, естественную особенность - способность к одомашниванию! Они представляют собой такие же аборигенные формы, как и скалистый голубь Golumba livia, и имеют такое же право на независимое появление и существование, как и последний. В этом же кроется и разгадка их способности свободно размножаться при доместикации. И для того чтобы появились голуби домашних пород совсем не обязательно было иметь для скрещивания семь или восемь аборигенных форм, а их родителям быть «скалистыми голубями, т. е. птицами, не гнездящимися и даже неохотно садящимися на деревья» - они появились в таком виде в каком мы их видим сейчас, возможно, с некоторыми изменениями при доместикации. Да, и кроме того, возникает очередной вопрос, на который теория Дарвина навряд ли даст вразумительный ответ: если «все наши домашние породы произошли от скалистого голубя, или Columba livia, с его географическими подвидами», то где же в таком случае полудикие переходные формы – не мог же, в конце концов, дикий скалистый голубь мгновенно без каких-либо эволюционных ступеней произвести одомашненное потомство? Неужели причиной отсутствия таких промежуточных разновидностей опять стала неполная геологическая летопись? Совершенно очевидно, что если в природе нет, и никогда не было диких дутышей, турманов, почтовых голубей и т.п., то это может означать только одно - они никогда не происходили от скалистого голубя, появились независимо от него, возможно одновременно с ним, возможно раньше или позже (не это главное) - сразу же, как дутыши, турманы, почтовые голуби и т.п. По этой же самой причине не могли образоваться от диких Canidae итальянская борзая, ищейка, бульдог, моська, бленгеймский спаниель – они, также как и их дикие сородичи появились как самостоятельные подвиды, никогда ни от кого не происходившие и ни в кого не превращавшиеся. Так что отсутствие дикого состояния домашних видов животных может свидетельствовать лишь о том, что все они являют собой независимые виды, появившиеся и существующие точно на таких правах, как и их дикие сородичи. В свою очередь, отсутствие домашних скалистых голубей, волков или тигров говорит о том, что у них нет склонности к одомашниванию, иначе они давно уже жили бы вместе с человеком. Важно остановиться и на проблеме определения и различия видов и разновидностей. Вот что Ч.Дарвин писал по этому поводу: «И не случайно при разрешении вопроса, следует ли известную форму признать за вид или за разновидность, единственным руководящим началом является мнение натуралистов, обладающих верным суждением и большой опытностью. Тем не менее, во многих случаях вопрос решается только по большинству голосов натуралистов, так как немного найдется ясно выраженных и хорошо известных разновидностей, которые не были бы признаны за виды, по крайней мере, несколькими компетентными судьями. Таким образом, термин «вид» превращается в бесполезную абстракцию, подразумевающую и допускающую отдельный акт творения. Не подлежит сомнению, что большое число форм, признаваемых высококомпетентными судьями за разновидности, в такой степени похожи на виды, что были признаны за таковые другими, не менее высококомпетентными судьями. Но обсуждать вопрос, следует ли их называть видами или разновидностями, пока не существует общепризнанного определения этих терминов, значило бы попусту толочь воду в ступе. Мы можем говорить о том, что расы это самостоятельные подвиды, входящие в вид человек, или что неандерталец или питекантроп – это самостоятельные виды, которые в своё время без сомнения подразделялись на подвиды. То же самое можно сказать и об обезьянах. В некоторых отношениях особенно важны для нас формы, имеющие в значительной степени признаки видов, но настолько сходные с другими формами или так тесно связанные с ними промежуточными градациями, что натуралисты не склонны рассматривать их в качестве самостоятельных видов. Мы имеем все основания думать, что многие из этих сомнительных и близко между собой родственных форм уже с давних пор сохраняют постоянство своих признаков, насколько нам известно, столь же давно, как и хорошие и истинные виды. На практике каждый раз, когда натуралист в состоянии связать какие-нибудь две формы промежуточными звеньями, он признает одну из них за разновидность другой, признавая наиболее обычную, а порой и только ранее описанную за вид, а другую — за разновидность. Но имеются случаи, которых я здесь не буду перечислять, когда возникает значительное затруднение при разрешении вопроса, можно ли рассматривать одну форму в качестве разновидности другой, если они даже тесно связаны промежуточными звеньями; затруднение не всегда устраняется обычным предположением о гибридной природе промежуточных форм. В очень многочисленных случаях одна форма признается за разновидность другой не потому, что промежуточные звенья действительно были найдены, а потому, что наблюдатель на основании аналогии заключает, что они где-нибудь существуют либо могли когда-нибудь существовать, — но здесь, понятно, открывается широкое поле для сомнений и догадок. Существуют и другие заслуживающие внимания отношения между видами более крупных родов и их установленными разновидностями. Мы видели, что нет непогрешимого критерия, позволяющего различить виды и хорошо выраженные разновидности; когда же не найдено промежуточных звеньев между двумя сомнительными формами, натуралисты вынуждены руководствоваться в своих выводах размерами различия между этими формами и решать по аналогии вопрос, достаточны ли эти различия для возведения одной из них или обеих в ранг вида». Как видно из этой выдержки, определение и различие видов и разновидностей представляет серьёзную проблему и виной тому, как это не покажется странным, является, всё тот же, естественный отбор. Дарвин уверяет нас, что именно неполная геологическая летопись является виной тому, что не обнаружено переходных форм между видами. Ну, что же, пойдём ему навстречу и допустим, что благодаря титаническим усилиям учёных, было найдено великое множество переходных неуловимо отличающихся друг от друга форм от самого начала и до нынешнего состояния одного какого-то одного вида. Уважаемые дарвинисты, теперь Вы можете, имея полную геологическую летопись, представить себе весь процесс образования какого-либо современного вида. Вы увидели бы такие плавные эволюционные переходы от исходного состояния к современному образцу, что было бы затруднительно определить, где заканчивается предшествующий этап его развития и начинается новый. Эти переходы неизбежно будут сопровождаться безостановочной дивергенцией, постоянно генерирующей процесс зарождения множества новых видов и разновидностей, так мало отличающихся в самом начале друг от друга, что должны были бы сохраняться в природе в несметных количествах, подтверждая правоту Дарвина. Но подобных преобразований в действительности не обнаруживается, что лишний раз доказывает явную несостоятельность теории происхождения видов. Если есть ребёнок и есть старик, то обязательно должны существовать и переходные экземпляры, свидетельствующие о том, что ребёнок преобразовался в старика. В случае отсутствия подобных переходных форм можно с уверенностью утверждать, что ребёнок представляет собой отдельный вид, всегда будет существовать только как ребёнок и ничего общего со стариком не имеет. То же самое относится и к старику. Доказывать, что старик произошёл от ребёнка при полном отсутствии в природе переходных форм, значить грешить против истины: ребёнок сразу же в старика превратиться не может, а если бы это произошло постепенно, то переходные формы никуда бы не исчезли и существовали не как археологические экземпляры, а в живом виде. Утверждать же, что для ребёнка и старика среда благоприятна для существования, а для подростка, юноши, зрелого мужчины она является губительной, просто абсурдно. Из вышеизложенного можно сделать однозначный вывод: отсутствие переходных форм в природе является весомым аргументом, свидетельствующим: а) об ошибочности теории, согласно которой все существующие ныне виды произошли естественным путем от других существовавших ранее видов; б) о правоте сторонников полигенизма, предполагающих, что все виды растений и животных появились независимо друг от друга и никогда не менялись, а их отличия обусловлены различными в момент зарождения условиями. Но как же тогда быть с доказанными фактами вариаций при доместикации, которые, казалось бы, неоспоримо подтверждают способности организмов к видоизменениям. Ч.Дарвин пишет по этому поводу: «В итоге уже наблюдение над дикими животными обнаруживает ограниченную изменчивость видов. Опыты над одомашненными дикими животными и одичавшими домашними животными подтверждают это с еще большей ясностью. Кроме того, эти же опыты доказывают, что произведенные различия могут иметь значение родовых». Кажется, невозможно привести весомые аргументы, опровергающие столь явные факты существенных изменений у выведенных, к примеру, новых пород лошадей. Отличия рысака и ломовой лошади от исходного образца разительны, а сами модификации произошли в относительно короткий период времени, позволяющий наглядно убедиться в эффективности естественного отбора. Да, всё это верно, соответствует действительности, но истина заключается в том, что происшедшие изменения… не преобразовали лошадей в другой вид! Налицо модифицированная различительность, или различительность между особями одного вида, достигнутая усилением нужных свойств животных путём целенаправленного отбора в течение нескольких поколений. И самое главное состоит в том, что к каким ухищрениям не прибегали бы селекционеры, они никогда не смогут из скачущих животных вывести новый вид, способный погружаться в морские глубины или взмывать в небеса. О том, что организмы не способны видоизменяться даже по истечению большого промежутка времени говорит сам Ч.Дарвин: «…ни одно из египетских животных и растений, о которых мы кое-что знаем, не модифицировалось в течение последних трех или четырех тысячелетий; точно так же, вероятно, этого не произошло в любой другой части света. …Многие животные, сохранившиеся неизменными с начала ледникового периода, могли бы служить несравненно более разительным примером, потому что они подвергались большим переменам климата и переселялись на большие расстояния, тогда как в Египте жизненные условия за последние несколько тысячелетий оставались, насколько мы знаем, вполне однообразными. Факт незначительности или даже полного отсутствия модификаций со времени ледникового периода с некоторым успехом мог бы быть обращен против тех, кто верит во врожденный и необходимый закон развития; но он совершенно бессилен против учения о естественном отборе, или выживании наиболее приспособленного, учения, которое предполагает, что вариации или индивидуальные различия, когда они полезны, сохраняются, но это осуществляется лишь при некоторых благоприятных условиях». Здесь мы видим, что даже отсутствие дивергенции видов в течение длительного исторического периода, как в условиях не изменяющейся природной среды, так при значительных изменениях климата и мест обитания, по мнению Ч.Дарвина, подтверждает правоту учения о естественном отборе, хотя именно это обстоятельство убедительно свидетельствует о её полной несостоятельности. Парадоксально: но теория происхождения видов оказывается «верной» и тогда, когда неполная «геологическая летопись» не подтверждает её правоту из-за отсутствия доказательств существования переходных форм, и тогда когда та же самая «геологическая летопись» находит доказательства в виде «фактов незначительности или даже полного отсутствия модификаций со времени ледникового периода». Несмотря на явную ошибочность идей Дарвина, подтверждаемую длительной эволюцией животного и растительного мира, учёные по-прежнему пытаются найти доказательства дивергенции видов, хотя их нескончаемые дорогостоящие эксперименты, проводимые на протяжении многих десятилетий и даже столетий, оказались совершенно безрезультатными. Ни одного подтверждения дарвинской теории происхождения и развития видов за это время так и не было найдено. Ни одного! Единственное, что удалось подтвердить подобными опытами, это существование различного рода различительностей, возникающих под воздействием непредсказуемых природных факторов. Но это настолько неоспоримые, повсеместно наблюдаемые явления, что совершенно не требует доказательств. Каждое мгновение во всех уголках нашей планеты в атмосфере, на земле и в воде зарождаются мириады микроорганизмов, совершенно не похожих друг на друга ни по размерам, ни по форме, ни по содержанию. Этот естественный, повсеместно наблюдаемый процесс появления простейших форм жизни убедительно свидетельствует о независимом происхождении примитивных существ и, соответственно, видов. Их внезапное появление и такое же необъяснимое исчезновение происходит под воздействием постоянно меняющихся внешних условий. Как только среда обитания перестаёт быть благоприятной для определённых групп микроорганизмов, они прекращают своё существование. Остаются лишь виды, у которых внутренний предел устойчивости позволяет им пока выживать в изменившейся среде. Кроме того, появляются неизвестные ранее органические образования, способные жить в новых условиях. Именно таков процесс развития жизни – изменяющаяся среда губит одни виды флоры и фауны и усиливает другие. Но те, кто выжил, не являются потомками исчезнувших видов – это существовавшие с ними параллельные виды, но только с изменившимися, усилившимися подвидовыми и типовыми различительностями. Такова истинная суть эволюции – изменяются не виды, а их подвидовые и типовые свойства - различительности. Это настолько очевидный факт, что в отличие от дарвинской эволюции совершенно не требует особых подтверждений и, тем более, применения абсурдного предположения о способности естественного отбора создавать из одного генетического корня многочисленные и разнообразные формы жизни. В этом просто нет никакой необходимости! Из вышеизложенного вытекает закономерный вывод: в природе отсутствует дарвинская эволюция - животный и растительный мир, сохраняя видовую устойчивость, никогда не видоизменяется! А теперь обратимся к рассуждениям Дарвина, относящимся к расовым различиям, и на примере хотя бы трёх высказываний учёного попытаемся уяснить, как он понимает эту проблему. 1. «Итак, мы видим, что естествоиспытатель может, с полным убеждением и справедливости своего воззрения, принимать человеческие расы за отдельные виды. В самом деле, он нашел между ними многочисленные и отчасти очень важные различия в строении и телосложении и убедился, что эти различия оставались почти постоянными в течение долгих периодов времени». 2. «Если мы взвесим, с одной стороны, важные доводы, приведенные выше в пользу возведения человеческих рас в степень видов, а с другой стороны, непреодолимые трудности, встречаемые при их определении, то выражение «подвиды» может показаться нам весьма уместным. Но вследствие долгой привычки термин «раса» останется, вероятно, навсегда в употреблении». 3. «Большая изменчивость всех внешних различий между человеческими расами указывает также, что эти различия не могут иметь особенного значения. Имей они значение, они уже давно сделались бы постоянными и сохранились или исчезли». Эти его высказывания допускают: 1. «Что естествоиспытатель может, с полным убеждением и справедливости своего воззрения, принимать человеческие расы за отдельные виды». 2.Что «выражение «подвиды» всё же может показаться нам весьма уместным». 3. Что внешние различия между человеческими расами не имеют особенного значения, их вообще можно не принимать за отдельные виды, а сами виды не разделять на «подвиды» или расы. Подобный противоречивый подход к определению понятий «вид, подвид, раса» свидетельствует о том, что Дарвин, так и не смог разобраться с основными понятиями, определяющими местонахождение человека в классификационной системе. Между тем, ввиду особого положения человека во Вселенной, объединять его в одну группу с животными по физиологическим качествам, значить не замечать их главного различия - различия в интеллектуальном и нравственном развитии. Не физиологическое сходство, а именно одухотворённость, выделяющая и отделяющая его от животных должна стать основой при определении места человека в классификационной системе жизни на Земле, которая будет выглядеть следующим образом: Жизнь – Царство-человечество – Тип-хордовые – Класс-млекопитающиеся – Род, Вид, Раса-человек. В связи с последним предложением я уже слышу громкие голоса, упрекающие меня в непомерном возвеличивании человека. Что же, я готов принять, эти обвинения в антропоцентризме, если они будут исходить от любого представителя царств животных и растений. Мы должны признать очевидное: человек современного типа господствует на планете в гордом видовом одиночестве. По уровню интеллектуального развития он не имел себе равных в прошлом, не имеет равных в настоящем, и, возможно, не будет иметь равных и в будущем. В этой связи хочется сказать: «Мне незачем бояться своего происхождения - я точно знаю, что моя родословная происходит от предка, имя которому Человек». Только человек способен к эволюции в ходе которой он, сохраняясь как особый биологический вид, в то же время преобразовывается в совершенно новую - духовно-нравственную форму существования природы! Эволюция человека это переход не от низших к высшим формам жизни, а от человека разумного разумного к человеку разумному одухотворённому, в образе жизни которого морально-нравственные качества будут доминировать над животными инстинктами. Его эволюционный путь - это интеллектуальное, нравственное, духовное совершенствование! И последнее. Необходимо признать, что теория Дарвина убедительно противостоит расистским воззрениям, объединяя все расы и народы единым генетическим корнем. Тем не менее, недопустимо фальсифицировать естественный процесс происхождения видов из-за опасения прослыть расистами. Расовая нетерпимость характерна для любых рас, но она не может быть причиной отрицания полигенизма, реально отражающего процесс появления и развития человека, всего живого на нашей планете. Мы должны четко осознавать: расовые различия создала природа, а расизм – человек разумный безнравственный. Заключение. Предположение Ч.Дарвина о способности видов изменяться под воздействием естественного отбора ошибочно. Оно основывается на фактах известных индивидуальных изменений, происходящих у животных под воздействием внешних условий, но при этом совершенно не принимается во внимание ограниченность этих изменений видовой устойчивостью, которая полностью исключает преобразование одного вида в другой. Подобные модифицированные изменения происходят постоянно и повсеместно и формируют типовую различительность, представляющую собой характеризующий признак любого вида – все особи вида обязательно в чём-то различны, способны изменятся, усиливая или ослабляя те или иные индивидуальные качества, но при этом сохраняют свою видовую принадлежность. Естественный отбор – это просто набор слов, ничего общего не имеющий с реальностью, никак не влияющий на эволюцию жизни. То, что Ч.Дарвин называет естественным отбором, на самом деле представляет собой сочетание природных воздействий, обуславливающих появление, развитие и исчезновение видов. Все процессы в природе формируются и протекают под влиянием непредсказуемых факторов, в совокупности представляющих собой закономерности, которые управляют миром. Закономерностью является и отсутствие в природе дарвинской эволюции - животный и растительный мир, сохраняя видовую устойчивость, никогда не видоизменяется! Дарвинская теория, несмотря на кажущуюся архаичность, по-прежнему рассматривается многими учёными как эволюционная классика и оказывает доминирующее воздействие на развитие современной генетики, оформившейся в настоящее время в виде синтетической теории. Последняя, используя новейшие открытия в генетике, пытается доказать, что рецессивность является свидетельством способности видов преобразовываться. На самом же деле, появление у новых поколений других сочетаний генов создаёт всё те же индивидуальные различия, обуславливающие существующее многообразие организмов внутри вида, которые никогда не приводили к появлению новых видов путём мутации. Сложившаяся ситуация свидетельствует о том, что учение Дарвина в силу своей ошибочности является серьёзным фактором, сдерживающим развитие современной генетики. В своё время учёными было принято решение о бесперспективности работ по созданию вечного двигателя, которые проводили многие экспериментаторы, также как и их современные приверженцы дарвинизма. Давно назрела необходимость признать ненаучными, вредящими дальнейшему развитию генетики, и поиски доказательств дарвинской теории происхождения и эволюции видов. Пора уже избавиться от всеобщего помешательства, в которое впало большинство учёных под воздействием устоявшихся абсурдных идей дарвинизма, долгое время служивших непререкаемым авторитетом для многих поколений естествоиспытателей. |
| Просмотров: 375 | |
